Все двенадцать Евангелий описывают один день, равного которому по глубине содержания не было на земле⁷⁸. Не только 52 пятка в каждом году посвящены этому "Великому Пятку", но и часы каждого дня (VI и IX) напоминают этот же великий день. Третий час есть исполнение обетования об Утешителе, о сошествии Св. Духа и начале проповеди объединения⁷⁹. Начинается этот неизреченный день прощальною беседою и молитвою о всеобщем объединении, так называемою первосвященническою <молитвою>, изображение которой (икона-картина) могло бы иметь целительную силу от наших общественных недугов (восстание сынов на отцов), если бы к глубине любви, выраженной в этой молитве, присоединено было объяснение великого изречения: "несть раб более Господа…"⁸⁰ (ученик не выше учителя, студент не выше профессора, - здесь заключается осуждение превозношения сынов над отцами). В этой последней беседе - обещание Утешителя, сошествия Св. Духа, и проповедь объединения всех народов, всех сынов, т. е. возвращение сердец сынов отцам. В этой беседе и молитве, происходящих в горнице и вертограде, чувствуется то, что происходит вне их, приближение стражи с предателем во главе, так что икона-картина служит пояснением двух первых Евангелий, между которыми могло бы быть помещено чудное и трогательное Гефсиманское моление, так смущающее бездушных философов.

В 3-м и 4-м Евангелиях говорится о суде иудеев и язычников древних, к коему нельзя не присоединить суда новых иудеев и язычников. Новые язычники, снимая с Него сан не только Сына Божия, но и Сына Человеческого и тем лишая смысла и цели жизнь всего рода человеческого, объявляют действительность его смерти и мнимость воскресения в душах Галилейских рыбаков и женщин, - и тем, сами того не сознавая, осуждают науку, знание без дела, для которой и то только возможно <установить> действительность лишь смерти, осуждают свою мертвенность, свое бездушие, ибо если Христос воскрес в душах Галилейских рыбаков, то Он умер в бездушных головах профессоров немецких.

5-ое и 6-ое Евангелия, описывая издевательства горожан (и воинов), выводят первого крестоносца, идущего из села и разделившего крестную ношу. Итак, осужденное городом на смерть воскресает у селян, крестьян. Село облегчает осужденного на казнь городом. Горожане несут крест, создаваемый ими друг для друга, как враг для врага, тогда как крест, носимый поселянами, не ими создан.

После 6-го Евангелия слышим Блаженны и вспоминаем о клеветниках Церкви (Толстой). "Блаженные, когда будут поносить и всячески злословить за Меня неправедно". "Обыдоша мя пси мнози, сонм лукавых одержаша мя… Исчетоша вся кости моя, тии же смотриша и презреша мя"⁸¹.

7 и 8-ое Евангелия говорят, первое о разбойниках, присоединившихся к всеобщему хору палачей, от первосвященников - казнящих - до самих разбойников - казнимых. 7 и 8 ое Евангелия составляют центр дня Великого Пятка, они говорят о том моменте распятия, когда казнь достигла своей высшей точки, когда один из казнимых палачей преображается из врага в поклонника, по-видимому, под влиянием "Блаженных". В молитве разбойника: "Егда приидеши" и "Царствие Божие" - самое существенное в молитве Господней, - указывают в разбойнике бывшего ученика. Вдруг картина меняется: за разбойником прозрел язычник-воин, исповедал Сына Божия.

И после того, как в 9 м Евангелии будущему списателю Евангелия поручает свою мать, в 10 м Евангелии видим уже из средины Синедриона выходящим поклонника Иосифа, а в 11 м Евангелии Никодим из тайного ученика делается явным, принимает участие в погребении Сына Божия. Сами торжествовавшие Первосвященники в страхе просят Пилата поставить стражу и приложить печать, а кричавшие - "распни Его, кровь Его на нас", "биюще в перси" удаляются со страшного позорища и уже немного нужно было, чтобы город, осудивший на крестную казнь, пал пред умерщвленным на Кресте.