|
|
|
|
|
|
|
из II тома "Философии общего дела" |
|
 |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
из III тома "Философии общего дела" |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Вопрос о заглавии |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Комментарии |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Вопрос о заглавии 74
Под каким заглавием соединить все статьи и статейки?
1. Искусство как игра и как дело (мифическое или птоломеевское искусство и коперниканская действительность). Должно ли оно (искусство) ограничиваться творением мертвых подобий или же оно должно поставить себе целью дело, т. е. воссозидание действительное, живое, личное (всех наших от века утрат) и невозможность <утрат> новых, что позитивная наука допускает лишь метафорически?
Хотя в этом заглавии искусству, или художеству, дано первенство, но искусство здесь связано - даже теснейшим образом - с религиею и нравственностью, <и> даже <со> знанием, хотя прямо и не выраженною связью.
2. Почему природа нам не мать, а мачеха, <т. е.> о враге общем всех народов и всех людей, могущество, сила которого держится на нашей внутренней постоянной вражде и бездействии; или в каком деле могут примириться все народы мира? Мифически - это дьявол, ариман, позитивно - слепая сила природы, поражающая голодом и эпидемиями часто, а смертью - всегда, обладание которою допускает наука или позитивизм лишь метафорически и других побед над нею не признает, кроме тех, которые одерживает в физических кабинетах и фабриках. Должны ли мы быть орудиями Бога <в управлении слепыми силами> или же, будучи разумными существами, быть орудиями слепой силы?
Действие этого врага с особою силою проявляется в России (в континентальной части земного шара)*, а потому Россия, русский народ может <и должен> призвать все народы к союзу против этой силы, и Самодержавие в этой борьбе получит высшее значение, а Православие, освящающее этот союз, станет общею религиею.
О враге общем всех народов и всех людей, <о> слепой силе, которая вооружает их друг на друга, поражает голодом, эпидемиями и смертью как постоянною эпидемиею, врожденным, наследственным пороком. В чем сила этого врага? В нашей розни и бездействии или <же> она в себе заключает мощь, т. е. есть ли тут одна и та же сила, которая в нас стала себя сознавать, но по нашему бездействию и розни мы не управляем ею, хотя чувствуем свою зависимость от нее в самих себе и вне себя (во внешнем мире), или же это другая, особая сила, победы над которою возможны лишь в физических кабинетах, <на> фабриках и т. п. <учреждениях> (как полагает позитивная наука, не замечая, быть может, своего несовершеннолетия), и господство над нею, о котором так много теперь говорят, есть, конечно, <лишь> пустая метафора или пустословие. Но всегда ли господство над этою силою останется метафорою, словом, а не делом?** Должны ли и можем ли мы как разумные существа быть лишь орудиями слепой силы, а не орудиями Бога?
О двояком проявлении Божественного могущества: о сверхъестественном чудесном всеобщем воскрешении и о естественном <воскрешении> чрез сынов человеческих, объединившихся в исполнении воли Бога-отцов, т. е. чрез Церковь, <о воскрешении>, во внехрамовом деле <совершаемом;> т. е. о воскресении всеобщем как результате всеобщего раскаяния, когда все в разум истины приидут, и о воскресении не всеобщем. О полной успешности евангельской проповеди и <о> неполной.
О Всеведущем и Всемогущем, Его двойное проявление - чудесное и естественное, чрез природу и <чрез> человека, в Знании и Деле, в мысли и исполнении (осуществлении), в разуме и воле, в науке и в искусстве, в субъективном и объективном.
Противоречие и по объему и <по> содержанию между знанием и делом, мыслимым и исполняемым, разумом и волею, наукою и искусством показывает, что ни та, ни другая из сторон во всех этих противоречиях не есть выражение Божественного разума и воли. Для устранения противоречий прежде <всего> нужно, чтобы наше знание, не будучи объективным, не было <бы> и субъективным, а было <бы> проективным, т. е. проектом взаимознания всеми людьми друг друга и познания всеми в совокупности мира, и тогда жизнь человеческого <рода> будет не вытеснением, а возвращением вытесненного, природа станет делом и трудом всех поколений человеческого рода, будет выражением мысли Бога и человека, и слепая сила станет волею.
3. Международная заповедь собирания (Шедше, научите, крестяще все народы) и международная конференция мира будущих апостолов всех стран, посылаемых во все концы земли для продолжения дела, основа которого положена Отцом Самого воскресшего Господа, обещавшего быть с апостолами до исполнения этой миссии, т. е. до скончания века борьбы и смерти. Что <же> нужно для завершения этой миссии?
Из трех определений, т. е. заглавий, - религиозно-нравственного, религиозно-научного, религиозно-художественного - надо предпочесть последнее, потому что оно не исключает ни одного из предыдущих. Исключительно же религиозное - без знания, без искусства, не говоря уже о нравственности, - принять нельзя, потому что это значило бы ограничить наибольшую заповедь любви к Богу-отцов, любовь эта была бы не всею мыслию (знание), не всем действием (искусство). Исключительно религиозное обращает религию в фарисейство.
Кроме этих трех <заглавий> возможны многие другие: о долге воскрешения, зарождающемся вместе с сознанием себя сыном умерших отцов; о воскрешении как долге любви сынов к отцам и к Богу отцов, не мертвых, а живых. В этом заглавии заключается и отрицание "Выставки", как создания сынов блудных, забывших отцов, и признание Музея с вышкою, как создания сынов человеческих, Музея, возвращающегося к праху отцов с орудиями регуляции силы умерщвляющей и оживляющей.
Антиномия двух разумов, теоретического и практического, разрешается долгом воскрешения, т. е. обращением слепой, умерщвляющей и рождающей силы в управляемую разумом всех воскрешенных поколений.
Обзор заглавий (о двух нравственностях)
Долг воскрешения, вытекающий из любви к отцам, к падшим - не метафорически, а действительно, к понесшим наибольшую потерю, т. е. <потерю> жизни, - следовательно, в этом случае жалость и сочувствие достигают своего maximum'а.
Источником долга служит отцелюбие, а следствием, результатом долга <будет> отцетворение. Любовь к отцам, к умершим и вынудила человека встать, принять вертикальное положение, обратиться к небу с молитвою. Первая молитва была об умерших родителях, как и первым трудом, первым делом было воскрешение или отцетворение в виде самого простейшего памятника; первым делом был первый храм, первая литургия, но не заупокойная. Эта последняя <(заупокойная литургия)> есть произведение позднейшего времени с примесью философского рационализма, основанного на суеверии, <на признании действительной смерти.> Действительная смерть основана, как бессмертие души (по Канту), на паралогизме, ибо первобытные люди, дикари, как истинные позитивисты и критики, знают признаки смерти, а не действительную смерть, изобретение философское. Первобытный человек не верил в смерть и думал в памятнике дать умершему неразрушимое тело, хотя, конечно, сокрушался о невозможности прежних отношений к отцу. Первобытные семьи составляли тесно сплоченную единицу, которая к пище, к голоду относилась не индивидуально (кроме самых разве исключительных случаев), а потому пища не была главным стимулом в создании человека, - сознание смерти создало человека.
Священное искусство было произведением долга сынов, т. е. долга воскрешения. Светское же искусство, городское, было делом блудных сынов, отрицанием долга воскрешения. Такое отрицание не могло не вызвать реакции. Музей во имя всех умерших (т. е. <сама> История), соединив все науки в астрономии, станет против Университета, который соединяет все науки в естествознании, знании природы как силы рождающей, не видя в ней <и силы> умерщвляющей. <Университет и самого человека> признал произведением естественной похоти, назначенным служить гуманистическому культу женщины, самым полным проявлением которого и служит "Выставка". Но Музей есть лишь первый шаг к осуществлению долга воскрешения; он должен совершить переход к самому праху отцов и, соединившись со Школою-Храмом, вооружиться орудиями регуляции для осуществления долга воскрешения.
Вопрос о Деле. Можно поставить в заглавии <и> вопрос о деле, конечно, всеобщем, т. е. <надлежит задаться вопросом,> в каком деле могут соединиться все люди, какое дело может соединить всех людей, т. е. сынов человеческих - всех рожденных, всех сынов умерших отцов.
Стоит только "человеку" дать строго точное определение, или, вернее сказать, восстановить бывшее название "сынов умерших и умирающих отцов", <сынов,> поклоняющихся Богу отцов, чтобы понять не только смысл (см. первое заглавие), но и цель, задачу жизни. А тогда не будет никакого сомнения <и> о том деле, которое может и должно соединить всех без исключения людей; тогда бесцельные дела, если они могут служить средствами для единственного дела, присоединятся к нему, а неделание, имевшее силу против бесцельных работ, само собою исчезнет. К бесцельным делам мы должны причислить в особенности то дело, которое предлагает автор вопроса "Что делать?" "He-делание" - было ли со стороны его автора ответом на этот вопрос или нет, - во всяком случае получает смысл только как ответ на вопрос "Что делать?" Автор этого вопроса знает лишь имущественный вопрос и из-за вещи, никому не принадлежащей, потому что в ней так мало трудового и так много дарового, несмотря на то, что труда, труда даже изнурительного, положено было на нее очень много, - из-за такой-то вещи хочет <автор "Что делать?"> бесплодно принести в жертву множество жизней. Истинное дело не скрывает под любовью к народу, такою пылкою любовью, что от нее загораются дома, ненависти к богатым. Истинное дело имеет предметом своим общие всем людям бедствия, и именно смерть. Вопрос о богатых и бедных заменяется вопросом о двух сословиях - ученых и интеллигентов, с одной стороны, и темного народа, с другой, т. е. вопросом о двух разумах. Вопрос о деле всеобщем, вопрос о соединении всех в труде познания слепой силы смертоносной, требует прежде всего сильной власти, Самодержавия, соединения со всеобщею воинскою повинностью всеобщего образования или познавания.
Вопрос социальный, или, проще говоря, "Вопрос об имущественном неравенстве", находится в зависимости от вопроса об умственном раздвоении. Последний вопрос может разрешиться или уничтожением нынешней науки и искусства и слиянием ученых и интеллигентов с народом, или же весь народ сделается исключительно созерцателем, мыслящим, отказавшись от всякой работы (что было бы самым худшим, если бы было возможным), или же, [наконец,] объединением всех в труде познания слепой силы, обращаемой в управляемую разумом.
О двух нравственностях, о двух волях
Долг воскрешения как единственный долг живущих, неисполнение коего приносит смерть, а исполнение - бессмертие и совершенство жизни.
Все искусство (Музей) есть напоминание живущим о долге к умершим, а вся промышленность - забвение долга.
Если отвергнуть долг и дело воскрешения, то нельзя признать законности нашего существования, а нужно сознаться в беззаконности, даже в бессовестности существования. История как наука об умерших будет мучением совести для живущих или переживших. К этим нравственным мучениям природа как сила умерщвляющая присоединяет физические мучения, поражая живущих болезнями, от разложения тел умерших происходящими, т. е. наказывая переживших их. Спасти от этих нравственных и физических мучений может только Вера и Разум в тесном соединении или союзе; но не та вера, которая поставлена в узкие пределы кантовского разума, и не тот разум или знание, которое заключено в тесные границы контовского позитивизма или кантовского опыта - местного, временного, а не опыта повсеместного и постоянного, не опыта всех людей, объединенных в труде обращения слепой силы в управляемую разумом. Нужна Вера не протестантская, ни вера ученых, которая состоит лишь в представлении (хотя бы и очень живом) чаемого, ожидаемого, <нужна вера, состоящая> в самом осуществлении его, чаемого, как переведено по-русски известное место Послания к Евреям ап. Павла (XI я гл., 1 й ст.) и как вообще понимает веру народ, которая для него есть обет, клятва, а не мнение, не мысль, т. е. также есть дело, исполнение данного обета или клятвы. В этом осуществлении или исполнении верующий делается орудием воли Бога, а не представляет лишь Его, не мыслит только Бога. Определение веры, данное в Послании к Евреям, дает не форму только, но и содержание дела. В чаемом заключается для сынов умерших отцов возвращение жизни отцам, или воскрешение, и вера в Бога отцов не мертвых, а живых, являющаяся в исполнении Его воли. И Знание также должно быть опытом не кабинетным, отдельных лиц, а делом всех сынов человеческих в совокупности. Это труд, имеющий своим предметом всю землю в ее отношении ко всем другим землям или телам небесным. Сила земли, ее вес, ее движение, постоянно изменяющиеся так же, как <и> сила, идущая к ней извне, регуляция этих сил, от коих зависит жизнь на земле, и должна быть совокупным делом для того даже, чтобы мы могли поглядеть, осязательно убедиться и в движении земли, и в том, что она - небесное тело или звездочка. К этой внешней регуляции нужно присоединить внутреннюю, психо-физиологическую, чтобы сила природы, оживляющая и умерщвляющая, обратилась в воссозидающую и оживляющую.
Так понятые <вера и разум> - а иначе понять их нельзя - не могут противоречить одна другому и не требуют компромисса.
К 1-му заглавию. Религии несовершеннолетия, недозревшие и падшие. Язычество древнее и иудейство как младенчество. Религиозная философия, т. е. старость, впавшая в младенчество, не знает живого Бога (Деизм) и знает лишь отвлеченного человека (гуманизм). Новое (Деизм и Гуманизм) язычество и иудейство как старость, впадшая в младенчество.
Религия совершенная - в одном всеобъемлющем догмате и заповеди. Высший догмат и наибольшая заповедь.
Религия для совершеннолетних, религия единая, выражающаяся в одном наивысшем догмате и наибольшей заповеди, объединяющая догмат с заповедью, т. е. объединяющая два разума, теоретический и практический, служит высшею ступенью для религий несовершенных, древних и новых: язычества (религии неумирающего бога), религии свободы или розни, и религии единства или господства (иудейство), для деизма и гуманизма, не знающих живого Бога и знающих отвлеченного человека. Старое язычество и иудейство составляют младенчество или недозрелость, а деизм и гуманизм, эти воскресшие боги, - отживающие и от старости впавшие в младенчество учения. Крайнюю же дряхлость представляет Буддизм. Сколько в религии совершеннолетия глубины, упования, широты, замысла, столько в последнем ничтожества, отчаяния.
О двух нравственностях. Теоантропическое и зооантропическое. Нравственность Теоантропическая - нравственность смирения, народная, сельская. Нравственность зооантропическая - нравственность сознания достоинства, городская, книжная, фарисейская, нравственность господства природы на себе не испытывающих, нравственность тех, которые созерцательной способности, способности мыслящей - правящей силы в себе не имеющей - придают такое значение, какого в ней вовсе нет.
Антропическое (или гуманистическое) составляет отрицание зооантропического и требование теоантропического, которое составляет положительное для антропического. Всякое религиозное учение, даже самое грубое языческое, есть представление сверхчеловеческого. Появление учения о сверхчеловеке показывает, что четырехвековой период <господства> гуманизма кончается. Сверхчеловеческое и есть теоантропическое, разумно-естественное, которое выше слепоестественного. Сверхчеловеческое в Теоантропическом получает определенность. В Боге отцов не мертвых, а живых оно находит цель, а в сознании себя сынами умерших отцов - исходный пункт, братотворение же есть средство к достижению цели. Нравственность теоантропическая есть по необходимости нравственность Смирения, ибо, сознавая то, что есть (зооантропическое), и то, что должно быть (теоантропическое), нельзя говорить о достоинстве - это возможно для отвергающих последнее и признающих первое. Нравственность сознания достоинства есть создание книжников и фарисеев, признающих в мыслимом, т. е. мнимом, несходство с преданными работе, которое они и принимают за превосходство и не замечают существенного сходства - смертности. Книжники (т. е. ученые и интеллигенты) и фарисеи создали теоретический, философский разум, разум, созерцающий лишь предков, низший практического разума некнижников, хотя лицемерно и ставили иногда <практический разум> на первое место, признавали его примат.
Книжники, создавшие нравственность достоинства, видят свое превосходство в разуме созерцательном, мыслящем, мнимом, тогда <как> в действительности ничем не отличаются <от людей, преданных работе,> ибо разум созерцательный бессилен против слепой силы природы.
См. туркестанское свидетельство о Кресте (в орнаментах) и иранское о Воскресении.
К 1-му <заглавию> относится заповедь собирания, а ко 2-му - отрицание заповеди разъединения: Познай самого себя, т. е. знай только себя. Сознаю, следовательно, существую, т. е. только я существую и ничего, кроме меня, не существует. Мир (т. е. все и всё) - мое представление. Мир как воля и представление, а на деле: мир как неволя и как проект обращения невольного в управляемую разумом силу.
Ко 2-му <заглавию>. О неразумной, бесчувственной силе и о разумных существах, или об Астрономии (т. е. о всех небесных телах, в том числе и о земной планете) и об Истории (т. е. вытеснении сынами отцов, обратившими всю землю в кладбище, вместо того, чтобы все небесные миры обратить в жилища, вместо того, чтобы слепые бесчувственные небесные тела сделать выражением глубочайшего единства мысли и чувства всех поколений).
Или - О силе рождающей и умерщвляющей (по слепоте) и о разумных существах, обращающих рождающую <силу> в воссозидающую и умерщвляющую - в оживляющую, обращая мифическую патрофикацию в позитивное воссозидание и оживление, т. е. <во> всеобщее воскрешение.
См. Великий Пяток - День обращения орудий истребления в орудия спасения. Мистическое, храмовое и внехрамовое, явное обращение орудий истребления в орудия воскрешения.
О двух разумах (теоретическом, или ученом, и о практическом, или народном) и о двух сословиях, ученом и неученом (народ). Народ сам себя признает темным, а философы в лице Канта осуждены на вечное невежество. Философия - младенчество разумных существ или философия как игра в идеи, как антихристианство. Философия начинается сомнением, кончается отрицанием, и только в объединении двух разумов и двух сословий осуществляется Христианство.
О двух регуляциях: внешней, метеорическо-космической, или астрономической, и внутренней, психо-физиологической, обращающей питание в созидание и деторождение в отцетворение всех умерших поколений - творение Историческое по лучевым образам, записанным бессознательно самопишущим инструментом природы.
Вопрос общий, о жизни и смерти, и вопрос общественный, о богатстве и бедности. Сей последний есть вопрос нашего времени, и пока он не уступит место первому, до тех пор не будет и сам разрешен.
О всеобщих бедствиях, естественных для слепой природы. О смерти - неурожай питательных веществ и урожай разрушительных растений и животных, и вообще об умерщвляющей силе природы, мором, холодом, грозовой силой;
и
О бедствиях частных, сословных, о бедных <и о> всякого рода неравенствах (социальные бедствия).
Общие бедствия требуют соединения всех, а сословные, или социальные, <требуют> борьбы разумных существ, <существ> братских, <которые,> подчиняясь влечениям слепой силы, <вступают в борьбу между собою,> вместо соединения разумных, родственных <существ для борьбы> против слепой и бесчувственной силы.
Очевидно, что социальный вопрос, стоящий ныне на первом месте, должен уступить первенство вопросу естественному.
- * И еще сильнее в самой континентальной части <России>, в Туркестане, Царстве Аримана, а теперь не менее сурового Аллаха.
- ** Разумные ли существа должны подчиняться слепой силе, живя в розни, или же, объединясь в познании, они должны управлять слепою силою, в них самих и во вне их действующей, т. е. рождающею их и умерщвляющею их?
|
973 кб
