I. Двенадцатичленная схема¹²⁰

I. О всеобщем обогащении

I. О всеобщем воскрешении

Вопрос о богатстве и бедности, или о золоте (золотой) и крови (красной интернационалке), а также вопрос о трестах или синдикатах и [1 слово неразб.], по своей неразрешимости должен быть отнесен к вопросам отживающим. Искусственный пауперизм и богатство служат источником всех зол и порождают все остальные 11 ть вопросов. Стремление к богатству обращает живую религию в мертвую (2 й), ставит человека в ложное отношение к природе (3 й вопрос), раздвояет разум (4 й вопрос), обращает чувство в чувственность (5 й вопрос) и волю в похоть (6 й вопрос); порабощает село городу (7 й вопрос); искажая истинную религию, порабощает науку и искусство индустриализму и милитаризму (8 й, 9 й и 10 й вопросы); не сознавая своего несовершеннолетия, создает конституции, искажает самодержавие и приведет неизбежно род человеческий к погибели (11-й и 12-й вопросы).

Вопрос о жизни и смерти, не в теоретическом лишь смысле понимаемый, т. е. [вопрос о] возвращении жизни, или восстановлении кровного родства, не из праха только, но из крови и тела сынов, правящих силою рождающею и умерщвляющею, - потому уже должен заменить вопрос о богатстве и бедности, что сей последний есть только частный случай первого. Бедность, в смысле недостатка средств для жизни, и богатство, в смысле излишества, сокращающего жизнь, есть, конечно, часть вопроса о смерти и жизни. Стремление к возвращению жизни создает живую религию (2 й вопрос), ставит человека в истинное отношение к природе (3 й вопрос), объединяет два разума (4 й вопрос), любовь сыновнюю ставит выше любви половой (5 й вопрос), а волю из похоти обращает в общее дело всех людей, направляемое сыновнею любовью (6 й вопрос); возвращает городское к сельскому (7 й вопрос), объединяя знание и искусство в религии. Осуществляется же это общее дело перехода от розни несовершеннолетия к общему делу самодержцем, восприемником всех рождающихся и душеприказчиком всех умерших, чрез соединение всеобще-обязательного образования и всеобще-обязательной воинской повинности, или обращением орудий истребления в орудия спасения.

II. О двух религиях

О деизме, объединения не требующем, никакого дела не налагающем, и о гуманизме (переходящем в гомункулизм или хамитизм (ребяческий вопрос)), даже под видом свободы требующем разъединения. Чем больше места занимает в жизни вопрос о богатстве (обогащении), тем менее остается места для религии; тем она становится безжизненнее, отвлеченнее, делается "внутреннею", "личною" - идеолатрия, - словом, превращается в призрак. Можно бы сказать, что религия делается наиболее светскою, наименее религиозною, если бы выражение "секулярная религия" не заключало бы противоречия в самых терминах. Искусство скрывать смерть составляет самое существенное свойство мертвой религии, то есть совершенное отрицание всякой религии. Искусство скрывать смерть и делает религию мертвою. Толстой, уверяя, что смерти нет, что она хорошая вещь, делается орудием для водворения безусловного господства богатства в жизни.

Живая религия есть лишь религионизация, возведение в религию вопроса о смерти и жизни, т.е. вопроса о возвращении жизни. Живою является религия в сельском язычестве, которое не только погребает зерно и "сеет своих умерших", но и верит, что своими хороводами - подобием солнечному бегу - возвращает солнце от зимы на лето и животворною силою этого светила возращает зерно и воскрешает умерших, конечно, пока лишь в живом воображении народа. И живое христианство не может не считать сынов умерших отцов орудием Бога отцов - живых, а не мертвых, то есть орудием возвращения жизни. Это и есть религия, какою она должна быть и будет, когда город, обогащенный знанием, возвратится в село и мнимые солнцеводы превратит в действительные землеводы, а мнимые отпевания и причитания - в действительное воскрешение.

III. О двух отношениях разумных существ к неразумной силе

До настоящего времени жертвою эксплуатации была только земля; ненасытность прогрессирующего человечества охотно распространила бы ее и на другие миры, но, к счастью, они, т. е. небесные тела, оставаясь недоступными для эксплуатации, открыты только для регуляции. Вопрос о богатстве требует, с одной стороны, безусловного подчинения, полного рабства силе, слепо рождающей и слепо умерщвляющей. (Нужно признать смерть законною данью природе, чтобы в богатстве находить весь смысл и цель жизни.) А с другой стороны, этот вопрос (о богатстве) требует подчинения природы своим прихотям, безнравственным целям. (Эксплуатируя природу, человек обращает ее в орудие полового сближения, взаимного обмана и взаимного истребления.) Такая гуманизация есть деморализация даже для слепой природы; вот почему для эксплуататоров, к счастию, закрыто небо.

Для решения вопроса о смерти и жизни (или возвращения жизни) не нужны ни рабство, ни господство, а нужна регуляция, т.е. обращение рождающей силы в воссозидающую и умерщвляющей в оживляющую; и этим-то путем воссозадания и оживления всех предшествующих поколений разумных существ должно распространить регуляцию на все миры вселенной, ныне слепою силою движимые и к своей гибели направляющиеся, как разумом не управляемые.

IV. О двух разумах:

Противоречие между мыслию, обнимающею всю вселенную, и делом, не управляющим даже одною землею как одним целым, это-то противоречие между необъятностью мысли и узкостью дела и создает два разума: теоретический и практический - в которых предмет знания первого не составляет предмета дела второго. Чтобы всецело отдаться наслаждению богатством, разум и в теории отверг действительность Бессмертного Существа, подверг осуждению все прошедшее (умерших отцов, игнорируя виновность свою в их смерти). Критический разум, таким образом, вел к отрицанию, осуждению и к ограничению дела.

Понятно, что только в вопросе о возвращении жизни предмет практического разума расширяется на всю вселенную; ибо на земле, как кладбище, не может быть иного естественного дела, как возвращение жизни праху, жившему во множестве поколений; а это возвращение жизни множеству поколений есть необходимое условие расширения регуляции на все множество миров вселенной, точно так же, как для всех небесных тел вселенной, слепою силою движимых, нет другого естественного дела, как превращение этих миров в управляемые разумом.

V. О двух чувствах:

Увлечение внешнею красотою чувственной силы (особенно в половом инстинкте, этом "обмане индивидуумов для сохранения рода"), увлечение, не видящее или не желающее видеть в ней силу умерщвляющую, и производит все богатства, индустриализм, создающий для своей защиты милитаризм (см. статью о выставке на фабрике войны (индустриализм) и крепости [1 слово неразб.) (милитаризм).

Сила чувствующая, но не чувственная, зарождается в детских душах, со старостью родителей и смертью их переходит в силу сострадающую, соумирающую, а соединяя всех сынов и дочерей, обращается в могучую силу воссозидающую и распространяется на все миры. (Музей и Кремль, превращенный из крепости, защищающей прах отцов, в силу, возвращающую праху жизнь.)

VI. О двух волях:

Воля к рождению, как похоть, порождая богатство, приводит весь род человеческий к деморализации. Выставка есть полное выражение деморализации.

Воля к воскрешению, то есть: когда вопрос о возвращении к жизни разумных существ ставится целью существования, приводит к морализации всех миров вселенной. Всеобщее воскрешение есть полное выражение всемирной морализации.

VII. О двух обществах (бытах, сословиях, образах жизни)

Отчуждение от земли и неба. Движение от сел в города, от окраин к центру, снизу вверх приводит население в городах к вырождению и вымиранию, а села побуждает к возрастающей интенсивности труда, т. е. к истощению природы, что и вынуждает к обратному течению, т. е. от безнравственного к нравственному.

Возвращение к земле (к праху отцов) и к небу, которое город скрывает. Город, вынужденный для защиты богатства ко введению всеобщей воинской повинности, с одной стороны, а с другой - истощая природу; расстраивая метеорический процесс, должен будет обратить орудие истребления в орудие спасения от голода, язвы и смерти, т. е. идти на спасение села.

VIII. О двух науках (университетский вопрос)

[Наука как она есть] фактически есть воплощение практического разума, разрешающего осуждение отцов умерших и поднимающего сынов и дочерей на отцов и матерей живущих, воплощение теоретического разума для закрытия пути к делу, критического разума, суеверно узаконяющего смерть, а для слепых инстинктов требующего права на полное проявление в жизни и отдающего природу на удовлетворение этих инстинктов, на создание богатства как единственного блага. Это последнее утверждение и есть положительное основание для всех отрицаний.

Наука как она должна быть отрицает все пороки, разрешаемые критическим, то есть ими подкупленным разумом; она требует общего дела объединения для него; требует, чтобы люди стали орудиями Того, Которого она, продажная, называет не существом, а лишь идеалом совершенства, тогда как Христианство требует Ему уподобления. Вместо осуждения отцов словами, она требует искупления их делами. Эта наука не отдает сил природы на "работу тления", а требует объединения сынов для обращения, при помощи Божией, слепой силы природы из рождающей и умерщвляющей в воссозидающую и оживляющую.

IX. О двух искусствах:

Искусство как творение мертвых подобий, лишь вид жизни имеющих, под гнетом богатства становится игрою и забавою, ничтожною частью художественно-промышленной Выставки, посвященной культу женщины.

Искусство как Музей соединяет все знания в виде Астрономии, а потому имеет вышку; а также соединяет все знания в Истории как науке об умерших предках, создавших и самую астрономию, которых Музей и воспроизводит всеми художественными способами. Такое учреждение есть еще недозревшее, ибо искусство, или дело сынов умерших отцов, не должно ограничиваться [творением] мертвых подобий всего прошедшего, отжившего, ни даже подобием всего мироздания, в кажущемся лишь виде воспроизведенного.

X. О Пасхе:

II. Четырехчленная схема

I-й член: Вопрос о богатстве или о всеобщем обогащении и о всеобщем возвращении жизни.
Для нашего века существует лишь или "Что делать?" (т. е. всеобщее обогащение), или "Не-думание" и "Неделание", т. е. смерть. 19 веков тому назад обращались с тем же вопросом "Что делать?" к Предтече. Обращался к нему народ, т. е. кающиеся горожане, и мытари, т. е. кающийся капитализм, и воины, т. е. кающийся милитаризм*. Царствие же Божие, как произведение всей мысли, всего чувства, всей воли раскаявшихся сынов человеческих, и было ответом на эти вопросы.

Член II-й обнимает собою вопросы II и VII до Х го. Эти вопросы соединяются в Пасхе как празднике и деле; ибо та вера (живая, а не мертвая), о коей говорится во 2 м вопросе, есть осуществление чаемого, осуществление через служение всеми силами всех сынов человеческих Богу отцов, живых, а не мертвых; а в вопросах VII-X выражено общее дело всех, Пасха, которая тогда будет его осуществлением, когда наука и искусство будут стоять на высоте, требуемой верою или чаянием, т. е. тогда, когда они будут такими, какими они должны быть, а не такими, какими они ныне.

III член обнимает собой вопросы Ш й и с IV гo по VI. Эти вопросы соединяются в Антипасхе, в которой вопрос 3 й есть неверие или то же язычество, поклоняющееся слепой силе природы, считая людей вечными рабами природы и признавая себя орудиями ее. Вопросы же с 4 го по 6 й заключают в себе философию трех видов (разума, чувства и воли), которая также есть неверие; но это неверие есть отрицание веры лишь как представления чаемого, а не как осуществления его и не как дела общего. Но и философия, уничтожая противоречие между теорией и практикой, т. е. мыслию и делом, заменяя нечистую чувственность чистым чувством, заменяя похоть волею и действием, станет [соединена] с верою как осуществлением, как общим делом.
Имморализм, или антипасха, т. е. если неверующие предпочтут свободу на рознь и обожание, рабство пред слепой силою объединению для ее управления. Возможно, что и верующие предпочтут вечное противление воле Божией вместо ее исполнения, т. е. и те и другие останутся в состоянии несовершеннолетия. Тогда Пасха останется обрядом, мыслию или даже совсем исчезнет, как это уже совершилось для дальнего Запада, а антипасха станет действительностью.

IV член обнимает собою 11 й и 12 й вопросы - о двух воскрешениях; 11 й спрашивает, состоится ли признание чаемого со стороны общества? Останется ли

Журналистика такою, какова она есть? или станет она такою, какою она должна быть? Будут ли 12 Пасхальных вопросов иметь свои органы, т. е. станет ли журналистика переходом от прений, от споров к соглашению или собору?

12 й вопрос спрашивает, состоится ли признание чаемого со стороны власти? То есть: будет ли Конференция Мира какою она была? или же станет такою, какою должна бы быть, т. е. Конференциею Союза народов; или [конец листа, далее не сохранилось.]